– Особенно венграм, – охотно поддержал его обер-диверсант рейха.

– Венгерская нефть, живая армейская сила, значительные территории Венгрии, позволяющие растянуть фронт русских и сдерживать их на чужой, а не на германской земле. Все это в наши дни бесценно.

– И мы не отдадим Венгрию, дьявол меня расстреляй!

– Хорти, ясное дело, способен хоть сегодня предать нас, – не стал полагаться на заверения шефа диверсантов Гиммлер, – поэтому от него следует избавиться. Желательно, бескровно и с почестями. Вы поняли меня, Скорцени, – с почестями.

– «Желательно», – бесцеремонно напомнил ему штурмбаннфюрер то первое условие, которое только что сам же Гиммлер и выдвинул.

– Кем же мы можем заменить адмирала Хорти? Единственным влиятельным человеком, способным составить достойную замену регенту, является все тот же, давно известный вам Ференц Салаши.

– Как и следовало предположить, – угрюмо покачал головой Скорцени.

– Но у него просматриваются сразу три недостатка. Во-первых, Салаши так же ненадежен, как и Хорти; во-вторых, за Салаши стоит слишком влиятельная сила, которая будет порождать у него соблазн в самое трудное для рейха время выйти из-под нашего контроля и почувствовать себя правителем Великой Унгарии или как они ее там называют.

– Но самое страшное заключается в том, что в какой-то степени Салаши тоже венгр.

– Вы абсолютно точно угадали мысль. Не мою, нет, а самого фюрера. Но поскольку вы, Скорцени, тоже «в какой-то степени», извините, венгр, – улыбнулся Гиммлер собственному остроумию, – то возникла мысль: а не поставить ли во главе этой страны вас?

– Поздравляю с удачной шуткой, господин рейхсфюрер!

– Эт-то уже не шутка, Скорцени.

– То есть я должен воспринимать это как решение фюрера?!

– Пока что вы восприняли мое сообщение так, словно смертельно испугались самой мысли о возможном восшествии на венгерский престол.

– Удивился такому подходу к решению венгерской проблемы – так будет точнее. Поэтому хотел бы ясности. Меня действительно рассматривают как претендента на пост регента Венгрии?

– Скорее, на пост диктатора. По-моему, вы были бы идеальным диктатором, в сравнении с которым все остальные доселе известные попросту померкли бы, – осклабился Гиммлер. – А что: Муссолини, Хорти, Скорцени…

– Вы убедили меня, господин рейхсфюрер. Уже начинаю чувствовать себя правителем Венгрии.

– Правда, мы с фюрером к окончательному мнению по этому вопросу еще не пришли. Но перед совещанием фюрер неожиданно спросил меня: «Это правда, что этнически Скорцени тоже связан с венгерской нацией?» Я ответил: «Какими-то корнями – да, связан». Он довольно долго молчал, а затем произнес: «Проверьте, Гиммлер. В конце концов, Салаши тоже лишь на треть венгр, и настоящая его фамилия – армянская». Я тотчас же позвонил в секретный отдел РСХА и там поинтересовались вашим «досье».

– Могли бы просто поинтересоваться у меня.

– Так надежнее, штурмбаннфюрер. И потом, наши досье всегда знают о нас больше, нежели знаем мы сами. Разве не так?

– По-моему, досье Главного управления имперской безопасности знают о нас больше, нежели знает Господь.

– Вот и фюрер того же мнения. Словом, у нас возникла не совсем еще сформировавшаяся идея: возвести сначала на регентский, а затем и королевский трон Венгрии вас, Скорцени. Вопрос лишь в том, как вас при коронации именовать: Отто Первый или Скорцени Великий?

Обер-диверсант рейха поиграл желваками и так и не улыбнулся. Он прекрасно понимал, что в этой шутке скрывалась уже не просто доля истины, но и доля возможной пропагандистско-диверсионной операции. Большой, сложной и по-настоящему захватывающей.

– Считаете, что фюрер отменит операцию по захвату регента Хорти?

– Ни в коем случае. Во-первых, мы еще не получили вашего твердого согласия.

– Когда требуют выполнения приказа, согласия не спрашивают, – отчеканил Скорцени.

– Но даже если фюрер твердо решится на захват не только Будапешта, но и трона, операция по похищению Хорти останется в силе. Другое дело, что сама операция еще требует серьезной разработки. Появились какие-то соображения?

– В этом «венгерском» гамбите сначала следует пожертвовать «пешкой Хорти», затем дискредитировать уже не имеющего регентского титула армянина Салаши, разрекламировав при этом Скорцени, в котором вдруг вулканически начала пульсировать венгерская кровь. Ну а затем уже довести будапештский политический бомонд до такого состояния, чтобы он сам попросил фюрера прислать, да что там, подарить Венгрии Скорцени Великого. Который к тому времени и так уже будет томиться в регентских покоях Цитадели.

Откинувшись на спинку кресла, Гиммлер почти с восхищением смотрел на обер-диверсанта рейха. Не так уж много приходилось ему встречать в своей жизни по-настоящему раскованно мыслящих военных. А тем более – диверсантов.

– В такой последовательности вы и должны будете изложить наш план фюреру, – сделал Гиммлер ударение на слове «наш»…

– Но он еще требует серьезной…

– Подробности, Скорцени, потом. Вы изложите этот план сразу же, как только фюрер пожелает задержать вас после совещания, чтобы обсудить наиболее секретную часть акции по свержению Хорти и государственному перевороту в Венгрии – гросс-операцию «Цитадель».

– Кстати, сам штурм будапештской Цитадели, если только не удастся обойтись без него, предложил бы назвать операцией «Бронированный кулак» [65] .

– Тоже звучит неплохо. А главное, не напоминает фюреру о крупнейшей армейской операции под Курском, которая, если помните, носила такое же название – «Цитадель». Крайне неудачной, должен вам заметить, операции, которую русские теперь попросту называют Курской битвой.

– Вот этого я не учел, – едва заметно ухмыльнулся Скорцени, искореживая свои и без того устрашающие шрамы на левой щеке и подбородке.

– Ничего не поделаешь, намечая диверсионные операции, порой приходится учитывать и такие вот, сугубо психологические, детали. Итак, – побарабанил он пальцами по столу, – гамбит, с двумя жертвами сразу: Хорти, Салаши, десятки более мелких некогда союзнических нам фигур…

– Самое гадкое, что происходит при подобных операциях, – прогрохотал своим рокочущим басом Скорцени, – это смешение сугубо диверсионных методов с политиканством. Однако в «венгерском гамбите» без этого никак не обойтись.

– Господин штурмбаннфюрер, отряд из десяти коммандос…

– Доктор Вольф, – успел прервать доклад гауптштурмфюрера Скорцени.

– Простите? – удивленно уставился на него Вилли Штубер.

– Вольф, коллега. Доктор Вольф, – на ходу представился Скорцени, увлекая барона фон Штубера вслед за собой, в здание расположенной почти у самого Дуная резиденции германской службы безопасности.

Штубер вскинул брови и вопросительно взглянул на адъютанта Скорцени.

– А что вы удивляетесь, барон? Перед вами – доктор архитектуры, профессор Вольф [66] , – не сбавляя шага, объяснил Родль, сохраняя при этом соответствующую случаю мину. – Война, знаете ли. Будапешт может оказаться в руинах. Кому, как не архитекторам, заниматься сейчас его будущим?

– Трудно представить себе, конечно…

– О нет, барон фон Штубер, нет. Самое время позаботиться об архитектурных достоинствах венгерской столицы. Вам, человеку далекому от барокко и прочих стилей, этого не понять.

– Причем основательно «позаботиться», – принял условия игры Штубер.

– Коль уж в Риме не получилось, – пророкотал Скорцени, напоминая барону Штуберу и адъютанту Родлю о тех днях, которые они провели в Италии, готовясь к похищению папы Римского Пия XII, а в перспективе, возможно, и к перевороту в Риме [67] . Да, и к перевороту в Риме – тоже. Во всяком случае, фюрер не раз намекал на это.

– Все еще не можете забыть о тех днях, доктор Вольф? – спросил Штубер, который и сам не раз мысленно возвращался на итальянские берега.