– Наверно, я вас удивлю, мой генерал, однако у меня есть два варианта ответа на него.

– Излагайте оба, Хейди, и главное – откровенно, чтобы так: в стремени, да на рыс-сях.

– О, нет, сегодня ограничимся только одним ответом.

– Считаете, что два – было бы слишком много для одной ночи?

– Можно сказать и так. Но мне не хочется, чтобы высказанные в одну ночь, эти ответы внесли еще большую сумятицу в ваши помыслы и вашу душу, чем та, что уже переполняет вас. Остановлюсь на основной, точнее, на основополагающей, как говорят философы, позиции. У вас будут как минимум сутки, чтобы основательно осмыслить ее.

– Набираюсь мужества выслушать вас, Хейди.

– Вам непременно нужно взять свою Москву. Потому что это ваш Рубикон. Во что бы то ни стало взять, не повторяя при этом ошибок ни Бонапарта, ни фюрера Третьего рейха. В этом ваш Олимп и ваша Голгофа. Скажите, что должна сделать для этого я лично, и я все сделаю.

«Может, мне действительно подсунули ее для поднятия, так сказать, боевого духа? – в который уже раз предался сомнениям Власов. – Как злого демона, толкающего меня со всей моей ратью в поход на родную землю? А почему бы и нет? Первым заподозрил ее в этом мой генералитет. Пошли разговоры: „Променял на немку. Всех нас, офицерский корпус, всю армию променял, причем не просто на бабу, а еще и на немку! Теперь у нас появился еще один командарм – эсэс-вдова!» А вслух произнес:

– Пока что я и сам плохо представляю себе, насколько это может оказаться реально, и что для этого следует делать прежде всего мне самому.

– Вы должны будете поднять весь свой народ и непременно взять ее, Андре! – не обращала внимания на его страхи и сомнения Хейди Биленберг. Лично она обладала способностью верить во все, о чем говорила, и хотела, чтобы точно так же вел себя ее героический избранник. – И тогда памятники бесстрашному русскому генералу Власову, борцу за свободу великого народа и борцу против коммунистической чумы, возвысятся во всех столицах Европы. Ведь говорят, что среди русских немало отменных солдат – разве не так?

– Они неплохо сражаются, когда приходится изгонять врага с родной земли. Но не тогда, когда по своей же родной земле их призывают пройтись огнем и мечом.

– По земле большевиков, Андре. Земле, жидо-коммунистами у них отобранной и жидокоммунистами же оскверненной. Теми жидокоммунистами, которых наслал на твою землю германский шпион и убежденный педераст Ульянов-Ленин, умудрившийся затем совершенно разграбить вашу страну, пооткрывав себе и своим соратникам счета за рубежом, в самых престижных и надежных банках мира. Многие у вас, в России, все еще не знают об этом. Но они должны узнать. Мы развернем такую мощную пропаганду, что доктор Геббельс заскулит от зависти.

– Кажется, у вас появился опытный консультант по истории России?

– Естественно, – подтвердила Хейди, ничуть не смутившись. – Иначе и быть не могло: появился. Я этого не скрываю.

– Кто именно, если сие не есть тайна?

– В числе первых можете назвать своего бравого офицера связи капитана Штрик-Штрикфельдта.

– Вашего, Хейди, давнего друга, в стремени, да на рыс-сях?

– Об этом лучше умолчать. Так или иначе, а на полноценную, святую ревность, мой генерал генералов, вы все равно не способны. Так что этому консультанту вы доверяете?

– Еще как! Проверен и надежен. Но ведь, похоже, что не он один работает на вас.

– Вы правы. Появился еще один, имеющий доступ к самой секретной разведывательной информации, относящейся к России. Вот только назвать его пока что не имею права. Так что в принципе я могу получить любую информацию, какую только пожелаю, и делиться с тобой. А, как вам мои успехи, полководец полководцев?!

– Потрясающе! Может быть, этот человек сумеет организовать мне встречу с Гитлером?

Хейди задумчиво посопела и поерзала плечиками, как это делала всегда, когда он пытался что-либо делать не так, как ей хотелось бы, или когда всерьез задумывалась над создавшейся ситуацией.

– Это очень важно для тебя, Андре? – произнося его имя, Хейди, частенько переходила на «ты». Обращение на «вы» было сопряжено только со специально для него придуманным самой Хейди обращением «мой генерал генералов», что в ее представлении было чуть ли не выше «генералиссимуса».

– Крайне важно. Иначе мне придется идти на Москву не с армией, а с остатками армейского обоза. И не наступать, а сдаваться. И времени уже не осталось.

– Надо подумать.

– Для долгих раздумий времени у нас тоже уже не осталось.

– Тем более, следует хорошенько подумать… Кстати, почему вы никогда не надеваете медаль, которой вас наградил фюрер? [38]

– Следует полагать, что это уже замечено?

– Следует полагать.

– Приму во внимание.

– Во всяком случае, постарайтесь ее не потерять. Если честно, то через своих покровителей я уже пытаюсь вести переговоры с представителями руководства Франции и других государств, на территориях которых действуют части РОА, о том, чтобы вы были отмечены наградами этих стран. Мысленно уже вижу стенд наград генерала Власова, начиная от китайского Золотого Ордена Дракона, который мы попытаемся найти или продублировать, и заканчивая наградами США. А почему бы и нет? Что вас удивляет? Через несколько месяцев вы станете самым надежным соратником Америки в борьбе против коммунистической России. Единственным и незаменимым. Как в свое время этот ваш адмирал, как его там?.. – пощелкала она пальчиками.

– Адмирал Колчак. Правитель Сибири. Еще тот вояка был.

– Вот видите, сколько у вас достойных примеров для подражания, мой генерал генералов. Так действуйте же!

Луч прожектора прошелся по их третьему этажу, по генеральской палате, которая теперь почти всегда была в распоряжении Власова – стоило ему только появиться в санатории; наткнулся на высящуюся чуть в стороне скалу, а затем пополз вверх, скрещиваясь с лучом прожектора, стоявшего на вершине соседнего холма.

Эти прожектора установили здесь лишь неделю назад, в придачу к разбросанным по окрестным холмам орудиям зенитной батареи, и с тех пор прожектористы шарят не столько по небу, сколько по окнам санатория, что не раз вызывало у Хейди бурю возмущения.

– А ведь знаешь, – неожиданно произнесла она после довольно долгого молчания, – какое-то время я действительно была убеждена, что это ты один сумел отстоять Москву. И даже не находила в этом ничего странного. Не зря же утверждают, что ты был самым талантливым генералом Сталина. И что он якобы принимал тебя в своем кабинете даже ночью.

– Скажи еще – «самым любимым», – горько ухмыльнулся Власов. – А что ночью принимал меня – это правда. Но все знают, что он любил работать по ночам.

Хотя ответы его были неохотными и достаточно суховатыми, однако немка действительно затронула наиболее тонкие струны его сомнений. Ведь не окажись он в плену, сейчас, возможно, уже в звании генерал-полковника командовал бы фронтом. Военная карьера всегда была высшим мерилом его жизненного успеха. А так, кто знает?..

И потом, до Кремля ведь можно было дойти еще там, в России, командуя красноармейцами. И необязательно было идти к нему через Берлин.

21

Да, ритуальная жертва была избрана, и теперь все ожесточенно смотрели на нее, понимая, что их собственное спасение заключается в жертвенной гибели избранника вождя, а значит, избранника смерти.

– Не буду многословным, мой фюрер, – грузно поднимался Риббентроп. – В левой руке он держал развернутую кожаную папку с бумагами, а правой поспешно перелистывал их. – Достаточно сослаться на последние сообщения вашего личного уполномоченного по Венгрии бригаденфюрера СС Эдмунда Везенмайера [39] .

– Кого-кого?! – поморщился Гитлер.

– Генерала войск СС Везенмайера, – растерянно повторил Риббентроп, не зная, как ему воспринимать такую реакцию фюрера.